Простая историяМой блог / Просмотр публикации
От автора: Эта история без названия. Потрясает до глубины души, пока живет в нас память об ужасных событиях, которые выпали на долю наших родителей, дедов и прадедов.
Каждые 2-3 месяца, я перечитываю эту душераздирающую историю. Меня всё время не покидает ощущение, что это каким-то образом переплетается с историей моей семьи. Последняя ночь. Я учу студентов писать. Могу научить любого, было бы желание. Но попалась мне Михаль, чему я мог научить её? После первого года обучения фильм Михаль послали на фестиваль в Венецию. А сценарий полнометражного фильма взяли для постановки в Англии. Она была уверена в себе, я даже подумал, вот бы мне так. И вот, как-то при мне она унизила другую девочку. Самую тихую в классе, Эсти. Та подошла к ней посоветоваться, и вдруг слышу, Михаль ей говорит: Ты зря теряешь время. Лучше тебе это сейчас понять, чем позже. Эсти не должна жить иллюзиями, — сказала так, чтобы все слышали. — Она не умеет писать. У нее нет никаких шансов стать сценаристом. Извинись перед ней, — сказал я. Я еле сдерживался. Не помню, как довел урок до конца. Не знаю, почему не удалил ее из класса. Вышел, не прощаясь. Меня завело всё: и высокомерие Михаль, и покорность Эсти, и молчание всего класса. Через несколько занятий я уже понял однозначно — Михаль больна: она не чувствует боли других. Но и с Эсти выяснилось. Оказалось, что ее по блату поместил в этот класс проректор. Поэтому к ней не было особого сочувствия. И вот прошли две недели, наступил День Катастрофы . Сидят передо мной будущие режиссеры и сценаристы. Вытащили. Начали писать. Смотрю на Михаль. Проходит несколько минут. Молчит, не двигается. И вот с этого момента на моих глазах начинает раскручиваться, ну, просто, кино. Настоящее, документальное, по правде. Она сначала начала быстро писать… Потом остановилась. Смотрит на лист, по глазам вижу, не читает, просто смотрит на лист. Вдруг начинает рвать его. Я подошел к ней, все-таки волнуюсь…Михаль, тебе помочь? Нет, спасибо, — говорит. А в глазах слезы. Последняя ночь в Варшавском гетто. Всех назавтра вывозят на уничтожение. Об этом знают в семье, в которой есть два мальчика – двойняшки. Родители безумно их любят. И сходят с ума, не зная, как спасти. Вдруг ночью приходит поляк, мусорщик. И он говорит им, что может вывезти в мусорном баке одного ребенка. Но только одного. Он уходит, чтобы вернуться в пять утра… Через сорок пять минут перед Михаль лежат два листа, исписанные убористым почерком, практически без помарок. Прочитай, — говорю ей. Она начинает читать. Михаль читает ровно, почти бесчувственно. Янкеля, теплого и ласкового, у которого обязательно будет семья и много детей и внуков?! Или Мойше, грустного, одинокого, но такого умного?! У которого будет большое будущее, он же, как Эйнштейн, наш Мойше!.. Они не знают, что решить, они сходят с ума, плачут, молчат, снова говорят, а время безжалостное, оно не стоит, и стрелка, передвигаясь, отдается в сердце. Каждая секунда отдается в сердце! Хочется сломать секундную стрелку, но что это изменит!.. Вот так время приближается к пяти. Она вздрагивает. Она видит его глаза, в них отражается предрассветное небо. Ты еще родишь много детей, — говорит он. – Я хочу, чтоб ты жила! Она видит, что руки его дрожат. И говорит: Как же я смогу жить…без тебя. Мы бросим жребий. Ты напишешь имена. А я вытяну жребий.Так они и делают. Очень медленно, но понимая, что вот-вот часы пробьют пять, и появится этот человек, поляк, и надо будет расставаться… С Мойше? Или с Янкелем? С кем?! В классе никто не дышит, пока Михаль читает. И мы видим, ей-богу, видим, как медленно-медленно поднимается рука матери, чтобы опуститься внутрь шляпы и нащупать одну из записок… Эту… Нет, эту… Так и замирает, не разжимая пальцев. И она вытаскивает записку. И разжимает руку. Стук повторяется, муж с трудом встает и идет открывать дверь. В дверях поляк. Молчит. Все понимает. Как это так, не одеть сына, не умыть, не вложить ломтик хлеба в карман, — это ведь женская работа. Но она не может этого сделать, не может! Муж все делает сам. И вот, уже не проснувшийся толком Мойше, передается в руки поляка. И тут только она понимает, что это навсегда. Муж пытается оторвать ее от ребенка. А когда оказывается за стеной, в надежном месте, где его никто не может видеть, он раздвигает мешки с мусором, приоткрывает крышку, которой тщательно укрыл мальчика, так, чтобы только мог дышать. И говорит, — ну, жиденок, вылезай, приехали. Он оглядывается, он испуган, сбит с толку, понимает, что этого быть не может. Но так есть. Муж и жена сидят, застывшие, над спящим Янкеле. Кто – то царапается в дверь... И обрывается ее сердце. Михаль закончила читать на этом месте. Кто-то всхлипнул. Кто-то явно плакал. В классе билось одно тоскующее сердце. И вдруг произошло то, ради чего, собственно, я и пишу эту историю. Михаль вдруг встала и направилась в угол класса. Она шла к Эсти. И вот они стояли так, обнявшись, перед всем классом. Эсти что-то прошуршала, испуганное, никто и не услышал, что. А Михаль добавила еще, теперь уже глядя на меня. Он промыл нас всех, прочистил, продраил, и все изменил. И вдруг «тикают часики», поднимается волшебная палочка… И, хоп!.. Прорывается из нас Человек. Прошло с тех пор пять лет. Cемён Винокур
Другие публикации:
|
![]() |
Благодарю. Интересно.
не знаю кто написал,
Добавить комментарий »